Cвет Кайлаша: история Шанг-Шунга

Свет Кайласа. История Шанг-Шунга и Тибета

Донателла Росси.
Опубликовано издательством Shang Shung Edizioni в октябре 2009 г.

"Свет Кайласа" — это монументальный труд Чогьяла Намкая Норбу об истинных истоках тибетской культуры.
Донателла Росси перевела с тибетского языка свыше тысячи девятисот страниц этого труда, исписанных характерным почерком Ринпоче, и скоро у нас появится возможность прочесть это хорошо проработанное и логическое исследование на западных языках.

Благодаря своей большой популярности эта рукопись уже была опубликована в Китае. Выход в свет ее публикации на западных языках способствует гораздо более ясному пониманию тибетской культуры среди ученых и заинтересованных людей, и благодаря выдающейся проницательности автора способствует правильному сохранению богатого наследия, через призму которого окруженная снежными горами Земля озаряет наш мир.

«Свет Кайласа» напоминает гром, возвещающий великолепие весны. В нем освещается история Шанг-Шунга и Тибета — высокогорья божественных предков, окруженного снежными горами, — и прямо и открыто объясняется истина. Намкай Норбу, ученый великого ума, протрубил в раковину смелости истины, подобно сладкозвучной песне кукушки, дабы пробудить от сна неведения всех разумных людей, где бы они ни были». — Донателла Росси.

Чогьял Намкай Норбу поделил это исследование о Тибете и истоках тибетской культуры на три тома. Цитируя десятки источников — бонские и буддийские труды, династические истории, религиозную историю, надписи, современные антропологические статьи и т.д., — он непредубежденным образом демонстрирует, что пересмотр вопроса об истинных истоках тибетской культуры не только возможен, но и крайне необходим.

Первый том этой работы главным образом касается истории древнего периода, так сказать, Шанг-Шунга, его генеалогий, истоков бона, царских династий, языка и культуры Шанг-Шунга (gzi и thog lcags, надписи и резьба на камнях, медицина, гадания, сны, диагностика и т.д.), состояние шенпо (gShen-pos) Шанг-Шунга (в частности Dran-pa Nam-mkha’) и его монархов (и в частности Mu-wer bTsad-po и Lig-mi-skya).

Второй том в основном касается промежуточного периода, то есть Тибета, происхождения первых человеческих кланов и племен, царей и их царских шенпо (gShen-pos) до времен Намри Сонгцена (gNam-ri Srong-btsan), царских династий до Дхармараджи Сонгцена Гампо (Srong-btsan sGam-po), происхождения тибетского языка, вопроса о его существовании до Соцгцена Гампо, двенадцати бонских преданий, мифических воззваний (rmang), замков и резиденций первых царей и т.д.

В третьем томе исследуется более поздний исторический период, то есть тибетские родословные и их истоки в соответствии с буддийскими легендами, цянское население, три разновидности бона, которые распространялись буддистами (см. выше), их взаимные обвинения в плагиате, Девять путей бона и их учения, подавление бона царем Трисонгом Деценом (Khri-srong lDe’u-btsan), тибетские династии от Нятри Ценпо (gNya’-khri bTsan-po) до 45й династии царя Три Дарма Удумцена (Khri Darma ’U-dum-btsan), формирование тибетского языка и соответствующее вмешательство Тонми Самбхоты (Thon-mi Sam-bho-ta), влияние индийской и китайской культур и десять наук.

С тех самых пор, как на Западе стали проводиться систематические тибетские исследования, ученые сталкивались с уникальной, сложной и многоликой реальностью культурных и религиозных явлений. В этом отношении преобладающую роль играла тибетская буддийская ортодоксия, поскольку она в большой степени диктовала способ возможного изучения и анализа таких явлений. Нам также необходимо учитывать восприятие самих тибетцев своей культурной и религиозной идентичности в отношении таких великих стран, как Индия и Китай, которые в обычном тибетском понимании внесли огромный вклад в формирование такой идентичности. В этом смысле буддизм Махаяны можно считать своего рода «объединяющим» фактором, не только для вышеуказанных стран, но также и для всей Восточной Азии. Идеи буддизма Махаяны, которые перемещались по торговым маршрутам вместе с монахами и караванами, постепенно впитывались и адаптировались к местным обстоятельствам в ходе многовекового процесса. Слова исторического Будды истолковывались учителями, мистиками и философами, которые открывали глубину его учения, что приводило к появлению течений и школ, существующих и поныне: как, например, буддизм Тибета — из-за западного культурного наложения ошибочно называемый ламаизмом – с его четырьмя основными школами, китайский чань, корейский буддизм, японский дзен и шингон. Божества тоже перемещались и принимали черты и атрибуты, варьирующиеся от страны к стране (достаточно привести пример Авалокитешвары, который стал женским божеством Гуаньинь в Китае и Каннон в Японии). Однако в то время, когда буддизм встраивался в эти различные культурные реалии, ему приходилось иметь дело с уже существующими религиозными верованиями, такими как бон, даосизм и шинто, и ему приходилось искать свой путь, чтобы завоевать благосклонность правящих классов и большей части простонародья. Этот факт произвел неизбежный обмен на философском и духовном уровне, который также внес свой вклад в защиту и переоценку идентичности таких аборигенных верований (любой человек, знакомый с историей религий, согласится в том, каким увлекательным и замысловатым может быть этот вопрос). Таким образом, когда примерно в 8 веке н.э. буддизм прибыл в Тибет, он подвергся такому же процессу. Разница только в том, что население Китая и Японии не отвергло своих предыдущих верований, а тибетцы посчитали, что будет лучше, если все начать заново, как будто до буддизма в Тибете не было языка, и там была примитивная культура, и т.д. Этот принцип, внедренный буддийской ортодоксией и получивший поддержку со стороны монашеских правящих кругов школы Желтошапошников, принес большой вред тибетской культуре. Он также до самого последнего времени обусловливал исследовательские интересы ученых. На самом деле, только с конца 1960-х гг. благодаря усилиям Лобёна Тензина Намдака и профессора Дэвида Снеллгрува мы начали читать нечто более специфичное и развитое о боне (The Nine Ways of Bon («Девять путей бона»), London Oriental Series, т. 18, Oxford University Press, Лондон, 1967). С тех пор много публикаций и исследований увидело свет, в результате чего важность бона и Шанг-Шунга в тибетской культуре стала восприниматься более уравновешенным образом.

Именно в этом контексте нам следует рассматривать выдающуюся работу Чогьяла Намкай Норбу. Первое, что необходимо сказать о ней, это, на мой взгляд, то, что она представляет очень необходимый труд, главным образом для тибетского народа. Он открывает глаза и перекраивает способ, которым сами тибетцы до сих пор представляют и принимают тибетскую культуру и историю, в общем, и религию бона, в частности, Давайте прочтем соответствующую выдержку из текста, где Чогьял Намкай Норбу цитирует знаменитого гелугпинского ученого Туквана Лосанга Чоки Ниму (Thu’u-bkwan Blo-bzang Chos-kyi Nyi-ma ) [1737-1802], который писал о боне, почти буквально следуя идеям, выраженным о том же самом предмете намного более ранним и уважаемым ученым-мастером Дрикунгом Джигтеном Гёнпо (’Bri-gung ’Jigs-rten mGon-po) [1143-1217]:

«Три [вида] бона, которые получили широкое распространение в Тибете, были Боном откровения [’jol bon], Полученным боном [’khyar bon] и Преобразованным боном [bsgyur bon]. Первый: во времена Триде Ценпо (Khri-lde bTsan-po) – шестого правителя династии, основанной Нятри Ценпо (gNya’-khri bTsan-po), — в месте, которое называлось Бюсам Шангон (dBus-sam Shang-’on) [sic], духи [похитили] тринадцатилетнего мальчика из клана Шен (gShen) [и] в течение тринадцати лет носили его по всем землям Тибета. Когда ему исполнилось двадцать шесть лет, его вернули обратно к людям. Благодаря силе нечеловеческих существ, он мог сказать, какое божество или дух населял данное место, какую пользу или вред они могли причинить, и какие ритуалы для подношения и для отправки ритуальных объектов было бы хорошо совершить. 
Хотя в династических историях, которые охватывают период от Нятри Ценпо до двадцать шестой династии Тридже Тогцена (Khri-rje Thog-btsan), ничего не говорится о боне, за исключением того, что он правил страной, очевидно, что распространение бона в Тибете началось именно оттуда. Несмотря на это, бонцы того времени – помимо [ритуалов для] подавления вредных духов внизу, ритуалов поклонения божествам праотцев вверху и ритуалов защиты домашнего очага посредине – не имели определенного философского воззрения. В некоторых религиозных и династических историях говорится, что распространение бона началось со времен Тригума Ценпо (Gri-gum bTsan-po). Эти [традиции] также известны как Бон причины [и] Черные воды.

Вторая [трансформация], Полученный бон: поскольку бонцы Тибета не знали, как выполнять погребальные практики для умерщвления [gri gshin] царя Тригума Ценпо, то из Каче (Ka-che), Труша (Bru-sha) и Шанг-Шунга были приглашены три бонца, чтобы выполнить эти ритуалы. Один из них в результате практик Гекхо (Ge-khod), Кхьюнг (Khyung) и Божества огня [Me lha], показал силы перемещения по воздуху верхом на барабане, обращение с раскаленным железом, резание железа птичьими перьями и т.д. Один из них, практикуя Джу тхиг (Ju thig), Лха ка (lHa ka) [sic] и гадания на лопатке [sog dmar] мог отличить хорошее от плохого. Один из них знал, как выполнять различного рода погребальные ритуалы, такие как ритуалы для освобождения покойника от препятствий [gshin po ’dul ba], умиротворение духа умерщвлённого человека [gri ’dul] и т.д. До их прихода у бона не было никаких определенных философских воззрений, но с тех пор закрепились бонские философские воззрения, о которых говорится, что они представляют собой смесь, полученную из экстремистских шиваитских учений. 

Третий аспект Преображенного бона троичен. Говорится, что первое преображение произвел Пандита Шамтаб Нгёнпочен (Pandita Sham-thabs sNgon-po-can), который смешал буддийские учения с бонскими, сокрыл их все и затем сам их извлек на свет. Второе непосредственное преображение: во времена Трисонга Децена (Khri-srong lDe’u-tsan) вышел указ, в соответствии с которым бонцам надлежало обратиться в буддизм. Потребовалось, чтобы Гьялвей (rGyal-ba’i) [sic] Чангчуб (Byang-chub) явился и послушал учения Ринченчога (Rin-chen-mchog), но он отказался это сделать. Поскольку царь его наказал, он разгневался, присоединился к бонцам и преобразил в бон некоторые из учений Татхагаты. Когда царь услышал об этом, он приказал обезглавить всех тех, кто преобразил в бон учения Татхагаты. Так как упало много голов, бонцы устрашились и сокрыли в тайных местах преобразованные тексты, включая неполные тексты. Впоследствии сокрытые тексты увидели свет, и было сказано, что они являются бонскими текстами-сокровищами [gter-ma].

Последнее, третье преображение: после того как [царь] Лангдар[ма] [842 г.] подавил Буддадхарму в Нянгто (Nyang-stod), в Цанге (gTsang), в бонском центре под названием Даръюл Дролаг (Dar-yul sGro-lag) некий шегюр (gShed-rgur) [sic] Луга (Klu-dga’) преобразил многие учения Будды в бон: он призвал циклы Юм (Yum) [sic] гепа (rGyas-pa), Кхамчен (Khams-chen), Нишу нгапа (Nyi-shu lnga-pa) [sic], Кхамчунг (Khams-chung), Тенла пхабпа (gTan-la phab-pa), циклы бонской Сутры, циклы Пяти дхарани, Сто тысяч черных и белых нагов [цикл] [Klu ’bum dkar nag]; он преобразил различные иные технические буддийские термины и выражения, и после этого он сокрыл эти тексты в скале Цонга Дриучунг (Tsho-lnga ’Bri’u-chung) [sic]. Позднее он извлек их, претворившись, что он открыл их. После него также Кхьюнгпо Боншиг и другие бонцы точно также преобразили многие [буддийские тексты]. «Преобразованный бон» [в своих] более ранней, промежуточной и поздней [фазах] называется «Белые воды» и боном Плода.